– Альвин, не надо, я не подумав спросила. – Взвесив все «за» и «против», я все же решила, что не стоит бередить старые раны, но мой спутник качнул головой.

– В тех событиях, если подумать, нет ничего страшного, ваше высочество. Наверное, учитывая все, это действительно может вам помочь… Мне продолжить? – Альвин дождался моего кивка и, прочистив горло, принялся рассказывать дальше: – Мне было около девяти лет, когда Ульман прорвал оборону форта Гаввар, до сих пор считают, что там не обошлось без предателя с нашей стороны, и его мародеры добрались до Суррея. Отец шел со своим отрядом от форта Ильтар, но они были в двух сутках постоянного марша до города, а когда там узнали, что граница прорвана, ульманцы были от нас уже меньше чем в полудне пути. Жителей предместья даже впустить в крепость не успели, сколько людей тогда осталось за стенами…

Альвин замолк, чтобы перевести дух и собраться с мыслями, а я почувствовала, как пересыхает горло и встают дыбом волоски по всему телу от зрелища, что представилось мне в голове. Запертые ворота, в которые отчаянно стучат люди, обреченные на смерть или рабство, и какие-то размытые фигуры, налетающие на них с клинками наголо.

– В городе начался бунт, часть находившихся внутри оказалась разделена со своими семьями, и в итоге люди стали штурмовать стены изнутри… Слепое желание быть со своими близкими погубило не только их, но и почти весь город. Воспользовавшись смутой, ульманцы смогли ночью перебраться через стены незамеченными и, перебив стражу, открыть ворота крепости. Я так мало помню о той ночи. Мы заперлись в доме, спрятались в погреб. Мама замотала сестре рот тряпками, чтобы та не могла закричать, если испугается. Помню, что в дом вломились и люк погреба открыли, тогда мама закрыла нас собой, толкнув к стене, и ни меня, ни Солею не заметили. Мародеров было двое: один держал мать, а второй осматривал дом. Потом они решили, что она уже достаточно старая, чтобы быть невинной, и потому ею можно воспользоваться без ущерба для товара. Когда они оба отвлеклись на мать, я вылез из подвала, взял стоящую возле очага кочергу и проломил тому, что стоял ближе всего ко мне, череп. Кажется, я ударил пару-тройку раз, не исключено, что даже больше, не помню, если честно. Второго, стоило ему наброситься на меня, убила мама кухонным ножом. После этого мы затащили трупы в подпол, снова спрятались там сами, предварительно раскидав все вещи и мебель и оставив входную дверь открытой, словно дом уже обнесли. Меньше чем через сутки ульманцы покинули город, и мы выбрались оттуда. – Альвин замолчал и вопросительно взглянул на меня, очевидно интересуясь, удовлетворил ли он мое любопытство.

Я ехала, тупо глядя перед собой и пытаясь представить, каково это – проломить голову насильнику матери, а потом сутки просидеть в темном холодном подвале с двумя трупами под боком и надеяться, что тебя не найдут.

– Ваше высочество? – В голосе моего телохранителя проскользнуло беспокойство, и я, попытавшись стряхнуть с себя оцепенение, зажмурилась и помотала головой. Конечно, я не пребывала в иллюзиях насчет мира, в который попала: никаких тебе единорогов, какающих бабочками. Войны, болезни, смерти, дети-сироты, боги-паразиты – все это было вполне ожидаемо. Реальная жизнь без прикрас, как она есть. – Ваше высочество, вы в порядке?

Альвин осмелился даже коснуться моей облаченной в латную перчатку руки, и я закивала, проморгавшись от внезапно набежавших слез.

– Да-да, Альвин. Я в порядке. Скажи, а те, кого увели в плен… что с ними стало?

– Отец рассказывал, что они столкнулись с уходящими из города прямо на окраине предместья. Когда ульманцам стало ясно, что уйти с товаром им не дадут, они согласились на переговоры, но это были не те переговоры, которых мы ожидали. Ульманцы потребовали дать им уйти, и тогда пленников они отпустят перед самой границей живыми. Иначе всех попавших в рабство убьют до того, как в битве умрут их пленители. Отец не знал, в плену мы, погибли или остались живы в городе, но понимал, что стоит дать противнику дойти до границы, и там их встретит настоящее ульманское войско, а не этот отряд, и никого уже будет не вернуть, потому отдал команду к атаке. Спасти удалось лишь чуть больше половины взятых в плен – остальным успели перерезать горло. Подошедший на помощь второй отряд перекрыл дорогу к отступлению, и все ульманские мародеры были перебиты. – Альвин замолчал, а потом продолжил с явным одобрением в голосе: – Отец после этого попросил командование о расчете, но ему предложили перевод в городской гарнизон, наградили деньгами за доблесть, а потом он ушел в отставку и открыл лавку… Его награды хватило даже на это!

На лице Альвина сияла почти мальчишеская улыбка, он вспоминал время после тех ужасных событий с явной теплотой, меня же почти что колотила дрожь. Я пыталась осмыслить все сказанное моим спутником, объяснить себе, что это обычное дело – брать пленников из враждебного тебе королевства, использовать их…

Он не знал, там его жена и дети или нет, но все равно отдал приказ об атаке… Какой силой воли надо обладать, чтобы сделать такой выбор?

– Спасибо, Альвин… За рассказ. Спасибо. – Отведя глаза от Альвина, что снова посматривал на меня с явным беспокойством, я нашла взглядом Харакаша: даже учитывая летящий с небес снег и прохладный ветер, он не удосужился накрыть лысую голову, выделяясь на фоне облаченных в капюшоны людей.

Я надеялась, что рассказ моего телохранителя прояснит что-то, и не ошиблась – стало кристально ясно, что я взвалила на себя крайне тяжелую, возможно, непосильную ношу. Жаль, что я не могла поговорить об этом с отцом – со своим настоящим отцом – и спросить его, почему он стал военным и что им двигало? Что движет людьми, которые идут к своей потенциальной гибели, дергают смерть за косу, когда для того нет крайней необходимости?

От размышлений меня отвлек внезапно оказавшийся рядом мастер меча.

– Командуем привал. – Он не спрашивал, он утверждал, и я, не имея ничего против, кивнула. Харакаш громко свистнул, привлекая внимание Бернарда и двух стоящих рядом с ним офицеров, и мотнул головой в сторону. Командующий армией ответил еле заметным жестом, коротко передал указания своим офицерам, и уже через минуту над колонной послышался вожделенный приказ свернуть с дороги и разбить лагерь.

Я наблюдала за процессом уже третий раз и все еще не уставала поражаться тому, как слаженно действовал этот военный механизм. Повозки, в которых уже вовсю шел процесс готовки нехитрой снеди, сводили с дороги, расставляя в длинный полукруг. Разбивались общие палатки, ставился и мой небольшой шатер – исключительно походный, не для долгого проживания, как пояснил мне Харакаш. Предполагалось, что по прибытии в Фиральское герцогство мы разместимся в резиденции герцогов, иные варианты не рассматривались ни Рудольфом, ни графом Ольди, ни Бернардом. Я старалась разделять их оптимизм, слабо представляя, что нас ждет на самом деле, и доверяя людям более опытным.

Кормили мою царственную особу, а также офицерский состав с общего стола тем же, чем и солдат, лишь добавляя к нашим порциям по горсти сухофруктов, кусочку медовых сот и щепотке специй, которых мне очень не хватало в наваристой, сытной, но пресной похлебке. Выходило очень калорийно, учитывая, что сама похлебка была достаточно густой – из крупы, подсушенного мяса, лука, сухарей – и с приличным куском хлеба вприкуску. Я даже опасалась после первого такого ужина, что рискую к концу недели не влезть в собственные доспехи, о чем ради смеха поделилась с мастером меча, на что тот невозмутимо ответил, что ремешки кирасы можно и ослабить, но если серьезно, то мои тренировки он на время похода прекращать не собирается, так что за лишние килограммы я могу не переживать – не появятся.